Сакс, около пяти вечера.

- Я доложу о вас его светлости, - совершенно не изменившись в лице, проигнорировал вымуштрованный лакей заявление о желании святого отца пообщаться с леди Азарой и, предложив ему диван в приемном холле, исчез на лестнице.

Эрнст неглубоко и тревожно спал, когда в дверь комнаты постучали. Вздрогнув, до боли в груди, мужчина тут же отнял голову от подушки и мучительно зажмурился. Ну их, к Мраку, всех, он просил не тревожить. И только мужчина решил снова спать, как в дверь с новой силой и уже более требовательно постучали.
- Ваша светлость, прошу простить…
- Черта с два! – оборвал его светлость лакея, резко открывая дверь перед его носом. Мужчина едва успел отстраниться, чтобы граф не настиг дверью того по голове. – Я же просил не беспокоить меня.
Уставший, невыспавшийся, взвинченный, он был совершенно не расположен к каким бы то ни было беседам.
- Прошу простить меня, ваша светлость, но несколько минут назад к нам прибыл его святейшество, святой отец Элиот.
- Что? – удивленно вскинул брови граф и даже остановил руку, которой приглаживал светлые пряди.
                       Неужели они уже узнали? Я же только два дня как…!
- Его святейшество выразил желание нанести визит леди Азаре.
- Что? – еще выше взлетели брови Эрнста, он от изумления даже забыл, что был в гневе. – Леди Азаре? С чего бы…
- Что мне сказать ему, ваша светлость? – наконец задал самый его интересующий вопрос лакей, прекрасно помня и понимая сложившуюся в Саксе и в поместье ситуацию. Азары вот уже больше полу недели не было в доме, но Эрнст по привычке сохранял благородное лицо в совершенно мерзкой ситуации и хранил даже сейчас честь свою и честь своей супруги. Дав себе три секунды на размышление, граф сдул светлые пряди со лба и как-то слишком хищно не то улыбнулся, не то усмехнулся.
- Скажите его святейшеству, что я спущусь через пару минут. О леди Азаре ничего не говорите, я сам… все ему скажу.

- Его светлость будет через несколько минут, - сообщил лакей гостю и, склонив голову, поставил перед ним на столике две чашечки чая и вазочку с печеньем.
  Эрнст действительно спустился совсем быстро. Умытый, причесанный, в красивом домашнем сером кафтане, невероятно шедшим к его глазам, Эрнст улыбался почти радушно, производя впечатление довольного жизнью человека. Вот только серые глаза были холодны и ничего не выражали, как стекло.
- Ваше святейшество, - улыбнулся он своему гостю, и склонил голову, намеренно не называя его «святым отцом». Какой он ему отец: всего на три года старше, Элиот был добрым другом детских игр Эрнста, а в юности местные дамы даже полагали, что дружба их обоих приведет к службе на благо крылатого креста. Однако, Элиот, честолюбивый и ретивый, преданный церкви до мозга костей, решил посвятить себя богам, а Эрнст решил заняться политикой, унаследовать титул и пост отца и, наконец, жениться. На этой почве старые друзья и рассорились. Элиот считал, что Эрнст предал его и общие интересы.
  Быстро дослужившись до поста главного священника Сакса, святой отец удовлетворял свою обиду тем, что божественной волей, посланной церкви через откровения, мог управлять светскими чиновниками. В том числе и  Эрнстом, которым был практически исполнением воли богов на земле. Во всяком случае, Сассекскому казалась ситуация именно в этом ключе.
Граф отменно стрелял, хорошо охотился, и обладал врожденным чувством справедливости, которое помогало очищать графство Сассекское от скверны видимой и невидимой. Но об этом старались не говорить вслух.
Буквально несколько дней назад граф должен был выявить и расправиться с некоторым проявлением магии, но не то от общей растерянности своей, не то еще по каким-то причинам своим личным, граф принял опасное решение не подчиниться на этот раз приказу церкви, оставив в живых маленькое дитя, обвиненное в богопротивных способностях.
  Быть может, именно потому визит Элиота в дом Эрнста настораживал, если не сказать пугал. А заинтересованность его Азарой и вовсе приводил в замешательство, Эрнст не хотел бы впутывать ее в свои дела с церковью, он даже не особенно хотел, чтобы она знала чем занимается ее супруг на самом деле. Потому она и не знала в муже никого, кроме удачливого политика.
- Ваше святейшество, - едва скрывая раздражение, улыбнулся Эрнст, пытаясь по лицу Элиота понять, с чем тот приехал. Но это было решительно невозможно, ибо годы службы на богов сделали его совершенно милым и улыбчивым, истинным отцом всех душ сакских. Именно эта улыбочка и раздражала Эрнста сейчас больше всего. Он едва сдерживался, чтобы не выгнать его святейшество взашей из дома, ибо предчувствие нехорошее подтачивало изнутри.
- Приветствую вас в моем доме. Но. Позвольте принести вам свои извинения… Вы изволили желать встречи с моей супругой, леди Азарой. Но, разрешите напомнить вам, что я все еще хозяин в этом доме и супруг своей жене… Посему я могу, если не сказать я должен знать, какие мужчины и по каким делам наносят визиты моей супруге. – Граф сверкнул серыми глазами и, чуть сузив их, тонко, почти незаметно усмехнулся. – Хотя, конечно, я  помню, что слуга божий не совсем мужчина. Но, вы ведь должны быть наслышаны о том, как необузданно я бываю ревнив, и жесток беспричинно… - ядовито сузил глаза Эрнст, и оба знали о чем было последнее утверждение. Усевшись в кресло напротив его святейшества, Сассекский вытянул ноги, давая понять, что никуда он не пойдет, и уж тем более не позволит этому божьему цветку ходить и распоряжаться в его, графа, доме и обсуждать какие бы то ни было темы с его, графа, женой.
- Вы можете изложить мне все, что хотели обсудить с леди Азарой,  - он перестал улыбаться и вдруг стал серьезным, даже холодным, сверля гостя ледяным взглядом, - а потом я решу, достойны ли основания у церкви, чтобы лезть в мою личную жизнь.
[NIC]Эрнст Сассекский[/NIC] [STA]НПС[/STA] [AVA]http://uploads.ru/i/7/Q/6/7Q6qp.jpg[/AVA]

Отредактировано Азара (2012-05-01 09:22:57)

- Эти одиннадцать лет? – подхватив лорда под руку, молодая ведьмочка повела его по узкой дорожке среди высоких, колющих небо сосен. – После того… дня рождения я вас более не видела, даже была слегка обижена на вас, да-да. Я плохо помню вообще тот год после нашего памятного падения, боже мой, мы чуть не погибли! – она улыбнулась, взглянув на него с боку с таким выражением, с каким не говорят о смерти.
  Парочка бродила по лесным опушкам, Азара собирала широкие еловые лапки, и при этом продолжала рассказывать о своей жизни сначала два года в доме Артура, а потом ровно через эти два года в ее шестнадцатый день рождения сыграли свадьбу. Эрнст был строг и так отчаянно высок, что она даже испугалась его. Она вообще боялась его первые года два их совместной жизни… На этом моменте девушка как-то задумчиво замолчала, разглядывая высокое дерево. Она не знала, что можно было сказать Фелиасу, пожалуй, он и так догадался, что не все у них гладко. Раз она сбежала от мужа и теперь гуляет с ним.
- А писем ваших я не получила ни одного, Фелиас, - поджав губы, сказала девушка, и чуть пожала плечами. - Если они приходили в поместье отца, то он, скорее всего… А я все думала, что если вы напишете, то я вам обязательно отвечу. Я даже, - она тепло улыбнулась, - хотела сбежать, но писем от вас я не получала и потому была обижена на все эти годы… - сказала Азара и вдруг поняла, что сболтнула лишнее. Конечно, какое право она будучи давно уже замужем, быть обиженной на друга детства, который появлялся так случайно в ее жизни каждый раз.
- А отец мой тогда вам поверил, - после паузы сказала девушка, подняв глаза на Фелиаса. – Вы были весьма убедительны, видимо. Он очень боялся, что Эрнст узнает, потому мне пришлось пережить несколько позорных минут в своей жизни… а все эта старая леди Уиллман! – выражением лица ее совершенно изменилось. Брови сошлись над переносицей, а тонкие пальцы сжали еловые веточки. – Она придумала устроить это… показательное… признание меня невиновной, - подобрала Азара деликатное выражение к тому цирку, что после болезни Азары устроил ее отец. На самом деле, он конечно и мысли не допускал, что какой-то молокосос смог бы обесчестить его совсем маленькую дочку, но чтобы навсегда вбить в голову наследницы правила приличия и позором выжечь в памяти то, как надо себя вести, Артур сговорился с леди Уиллман. Она, собственно, как опытная и взрослая женщина, вернула девочке ее честное имя, которое и без того не было украдено. Но Азара этого всего не знала, она только помнила, как было стыдно и неудобно, потому до сих пор весьма прохладно относится к этой семье и переезд их из Фолса в Сакс на каждое лето воспринимает чуть ли не как личное оскорбление.
- Но это так, они вообще не достойны наших слов. Теперь я, пожалуй, могу зваться самой красивой женщиной графства Сассекского? – отбросив все неприятные мысли, ведьмочка снова улыбнулась ласково, опять подхватывая лорда под руку.
- А что вы мне писали в тех письмах, лорд? Расскажите… Где вы были тогда? Я ведь вас помнила длинным и худым с невероятно строгим лицом. Помните, я сказала, что с годами вы все дурнее становитесь? Позвольте взять свои слова назад, - она еще более ласково улыбнулась и вдруг звонко рассмеялась, сжимая его руку сильнее. – Вы выросли в красивого мужчину.

Двумя пальцами весьма пренебрежительно взяв письмо за уголок, граф быстро пробежал его глазами, слишком хорошо зная содержание подобных бумаг. Он и сам подобными бумагами часто пользовался и слишком хорошо знал, что часто подобный документ было последним, что видел в своей жизни человек, его читавший. Такие заявления – уже не простое любопытство и желание беседы, это вызов, на который почти нечем было отвечать. Что сделать? Подчиниться, склонив гордую голову, и трусливо опасаясь церковных молодчиков? Ждать, соизволят они войти в дом, или пройдут мимо? А ведь они никогда не проходят мимо.
   Тихое бешенство от осознания собственного бессилия накатывало на сознание, Эрнст глубоко и тяжело задышал, как бык, так, что даже листок в его пальцах заходил туда-сюда.
- Возможно, я покажусь вам невероятно вздорным, но позвольте все же повториться мне, - глубоко и тяжело дыша, мужчина сжимал зубы и слова бросал, словно камни через чужой забор. – Сия бумага, - он развернул все теми же двумя пальцами послание буквами к его святейшеству и взглянул на его темную макушку сверху, нависнув как скала, - не доказывает ничего и не разъясняет мне тех дел и тем, с которыми вы прибыли, кроме тех… - мужчина выдохнул, чтобы не сорваться в резкости. – Кроме тех, что Церковь погрязла в глупости и оскорбительной самонадеянности. Ничем, кроме как бездарностью всего сыскного отряда подобные глупости, как обвинение леди Азары Сассекской в богопротивном колдовстве, я назвать не могу. Должно быть, вы и сами понимаете всю нелепость подобных обвинений, раз пришли сюда и все еще настаиваете на своей беседе с леди Азарой. И ничем, кроме как вопиющим неуважением к графству и ко мне лично, - голос его сорвался, но Эрнст быстро взял себя в руки, резко бледнея, - я не могу назвать подобную бумагу без собственной подписи! Кем себя возомнила церковь в светском графстве и почему она позволяет себе вершить судьбы людей вне сана?! С каких пор мой титул стал настолько несерьезным, что… что даже моя подпись не требуется под столь серьезными документами? Невероятная гордыня, греховная для Церкви, вы не находите, святой отец?... и после всего этого, вы позволяете себе стращать меня Консорциумом? Я всегда знал, что они исполнительны, но что они настолько ретивы, что готовы распространять свои необоснованные решения на всех подряд, узнаю впервые. Я не признаю эту полуфальшивую бумагу, - Эрнст все так же двумя пальцами бросил лист на стол, откуда ее только что взял, и холодно взглянул на гостя, который доводил до невыразимого бешенства. – Я не признаю ее влияние на меня и на мою семью. Я не признаю право церкви вмешиваться в знания леди Азары, которые по закону сейчас представляю я. В таких условиях я не нахожу нужным волновать свою супругу пустыми домыслами зарвавшейся церкви, и уж тем более вашими чудовищными угрозами, которые могут пошатнуть ее хрупкое здоровье. Видите ли, леди Азара не в том положении, чтобы выслушивать ваши более чем смелые предположения. – Эрнст, кажется, чуть успокоился и теперь смотрел на гостя без той сжигающей ярости, которая полыхала в нем еще пару минут назад. – Вновь вам повторяю, леди Азара не будет введена в курс сего невероятного недоразумения, ибо моя первейшая задача по отношению к ней, защищать и оберегать ее интересы и здоровье. И, дабы предотвратить ваши возможные дальнейшие угрозы в наш адрес, я хочу сказать вам… Элиот, - Эрнст сверкнул чуть потеплевшими, ставшими серо-дымными глазами, обратившись к гостю не как к духовному лицу, а как к старинному знакомому, который должен знать о невероятной гордости и вспыльчивости графа. Он вновь опустился в кресло, сцепив руки в замок и продолжил, - так вот, чтобы в вас более не возникло искушение пугать нас всех - псами! - монахами Консорциума, я должен сказать… Любой, кто подойдет к моему дому ближе, чем на сто пятьдесят шагов без достаточных на то оснований… ближе не подойдет, уверяю вас. Я думаю, вы прекрасно  осведомлены о моих... успехах в стрельбе из пистолета, ваше святейшество.
[NIC]Эрнст Сассекский[/NIC] [STA]НПС[/STA] [AVA]http://uploads.ru/i/7/Q/6/7Q6qp.jpg[/AVA]

Опередив Рэдфера, Азара теперь первой шагнула на траурно-деревянный мост, сняла маленькие туфельки, бросила их тут и, поднявшись на носочки, пошла по доскам, поднимая юбки и стараясь почему-то не наступать на щели между досками. Пока граф где-то за спиной разоблачался от многострадальных сапог и рубахи, графиня, перебросив все волосы на одно плечо, наклонилась над узким парапетом. Внизу, как вчера бурлила река, только солнца сегодня было почти невидно, и вода была серая-серая, грязная. Судорожно вздохнув, ведьмочка прикрыла глаза, когда снизу поднялся ветер, сдувая мелкие кудряшки.
       Хочу теперь сама… Как это? Вчера я почти ничего не помню… - она оглянулась на Фелиаса, он задумчиво и увлеченно снимал сапоги, чтобы было легче плыть. – Пожалуй, ему так легче, без рубахи… А мне ведь тоже было тяжело в платье, надо бы его, наверное, снять, а то вновь придется бросить тут… Кстати! А где же мое платье? – она озадаченно повертела головой, но грязно-синей материи нигде не было. – Утащил кто-то… Ладно… если я сегодня умру, кому-то повезет найти еще одно, почти новое и весьма себе хорошенькое. А какие здесь кружева! Ооо! Тонкая нижняя юбочка, хочу себе зеленое платье с такой юбкой… - думала Азара, расстегивая маленькие пуговки на лифе платья, и стягивая с себя нижние юбки, лишь изредка бросая взгляды на лорда. Он, кажется, увидел, что она решила снять платье, и тактично отвернулся, рассматривая сосновую рощу за своей спиной. Графиня улыбнулась кокетливо, даже совершенно по-девичьи хихикнула. Тяжелая юбка скользнула по бедрам, лиф упал в розовую кучку рюш, и девушка осталась в одной кружевной белой рубахе по колено, с длинными тесемочками у ворота. Вздохнув, девушка переступила через упавшее платье и, задержав дыхание, чуть сгибаясь от сжавшегося к комок страха в животе, ступила босыми ножками на узкий низкий парапет моста. Ветер, вновь вырвавшийся из под моста, резво взвил черные кудри вверх, она задохнулась, и с закрытыми глазами, чтобы не передумать, вдруг вскинула руки и, подпрыгнув, упала вниз. Только черные кудри да запоздалый испуганный крик взвились над мостом.
  Шагать в бурлящую пропасть без сильного Фелиаса было не только страшно, но еще и отчаянно холодно и дико больно в груди и спине, руки свело, ног ведьма не почувствовала сразу же, испугавшись настолько, что липкий полубред оказался холоднее вечерней, весенней воды. Захотелось кричать, но кричать, чтобы позвать его на помощь было уже совсем невозможно.
   Вода под мостом пережевала жертву и успокоилась, ожидая вторую.

- Тваарррь!
Грохотнув в стену, на сотни осколков разлетелась красивая, небольшая ваза. Эрнст в жгучей ярости схватил ее близняшку и швырнул с широкого размаха в другую стену.
- Ненавижу всех вас! Боги! А! Только один помочь можешь?! Кто из нас еще гордостью задушен! Совсем мозги потерял, что за бррред! – кресло, в котором еще десять минут назад сидел Элиот, под мощным пинком отлетело под окно, взволновав тяжелые темно—синие портьеры. – Элли! – гаркнул граф в коридор и девушка, которая вместо со всей прислугой жалась в комнатке, стараясь не попадаться под взгляд и руку разгневанного Сассекского, потому, когда он крикнул на весь дом, вздрогнула, но тут же подорвалась и через две минуты робко заглядывала в комнату, в которой разъяренным зверем метался граф.
- Ваша светлость?
- Ванну мне, как всегда
- Слушаюсь!

                Боги, какой ужасный день…  Сначала Азара… потом Рэдфер этот чертов, все после него! Так и задушил бы гаденыша. Наверняка она с ним сбежала, Азара… Азара… что же ты натворила, Азара? Как мне теперь тебя спасать? А надо ли? А вдруг уже поздно?... Черт! А если не Рэдфер, а Консорциум? Ну, я думаю, они бы ее так не убили в перелеске… Ааа! Чертов Элиот, что он там наплел? Неужели он думает, я смогу? А если прикажут, смогу ли? Идиот! О чем я думаю! Неужели они правда решили, что она? О боги… - Эрнст глубоко вздохнул и опустился в ледяную воду в большом чане с головой, только светлые прядки плавали на поверхности. Измученная болью и усталость голова графа в ледяной воде казалась раскаленной, как наковальня. Вот так бы и лежал в ледяной воде, пока не задохнется. Здесь тихо и спокойно, а на поверхность так не хочется, а надо.
   Надо подумать. Надо принять решение. Надо начать поиски Рэдфера, что б он шею в первой балке себе сломал!

Мокрая, тонкая, облепленная кудрями, напуганная, Азара тащилась за Рэдфером и у нее в прямом смысле слова голова шла кругом от его ощущений. Как будто кто-то резко взял и впустил в окружающее тысячи и тысячи подробностей, он ими упивался, перебарывая, Азарау даже шатало от такого наплыва чужих чувств. Она не могла ощутить запаха шишки, но его чувство этой шишки ощутимо било в голову и одна мысль постоянно не давала покоя: а не переборщила ли я?
  С горем пополам, зябко ведя плечами, ведьма добралась таки до дома, топя свое сознание в его сознании, которое забивало практически все ощущения.
- Кажется, я переборщила, - призналась она, сквозь прикрытые ресницами глаза поглядывая на такого, совершенно нового лорда. Он был бодр, свеж и весел и, кажется, готов к каким-то безумиям.
   Это надо прекратить, - пронеслась мысль в оголенном сознании Азары и она, приподнимая юбки влажного платья и встряхнув тяжелыми от воды кудрями, оттеснила от шкафчика Фелиаса, толкнув того в бедро.
- Мой шкафчик, и я тут хозяйка… брысь отсюда, мужчина, - совершенно для себя не свойственно отогнала его графиня, превращающаяся в ведьму, даже помахала ему ручкой. Но еды как таковой в доме не было, лорд все с неаристократичным аппетитом слопал еще до прогулки к мосту.
- Кажется, придется выгнать вас на охоту, - пожала ведьма плечами, улыбаясь и закрывая шкафчик. – Подстрелите пару зайцев… Заодно проветритесь.
Рэдфер стоял рядом, и перед глазами его как будто дымка какая-то стояла, застилающая разум.
- Фелиас, посмотрите на меня? – она, чуть нахмурившись, развернула его за плечи и усадила на стул, с беспокойством вглядываясь в изменившееся, заросшее щетиной, знакомое, но сейчас диковатое лицо. – Как вы себя чувствуете? Видимо, хорошо… даже слишком, - нехорошо произнесла это Азара, приподнимая голову лорда за подбородок, чтобы посмотреть в дурные, золотисто-шоколадные глаза. – Надо скорее заканчивать с этим, не то вы… - что будет, если он не выдержит этого наплыва, Азара почему-то не подумала, да и думать не хотела. В голове шумело, дышать хотелось почему-то часто и неглубоко, подчиняясь его весело-хмельному состоянию.
- Пора заканчивать, - вновь повторила ведьма и, прикрыв глаза отстранилась, чтобы уйти и приготовить черные колдовские свечи. Их осталось только зажечь…

Сердце стучало быстро и глухо, как будто торопилось что-то сказать, пока его не оборвали. Взволнованная, чуть испуганная Азара смотрела на свою узкую ладошку на мужской груди и с каждый ударом вдыхала все громче и порывистее. Казалось, сердце это заставляет дышать ее с собой в унисон, чтобы ничего не нарушало. Вздох, удар. Вздох, удар. И она не могла заставить себя отстраниться, или убрать взгляда от его склоненной к груди головы, от волос, закрывших красивое, тонкое, сейчас чуть пьяное лицо его. Она протянула вторую ладонь, убрав мокрые длинные пряди с лица за ухо, чтобы видеть Фелиаса,  но когда он начал быстро и путано говорить, до боли сжимая тонкие пальцы в своей руке, подчинившись одному, ей совершенно незнакомому, как будто его порыву, она резко вздохнула и обняла его за плечи свободной рукой, чуть сжав пальцы левой ладошки на его правом плече.
- Не говорите так, слышите, Фелиас? Не смейте! – шептала она ему в волосы, вдыхая аромат вечерней реки и чего-то еще. – Не смейте говорить это, дурман пройдет, все забудется, а вернуть подарок я уже не смогу. Не будьте таким жестоким, Фелиас, не надо… - ладошка сильнее вжалась в его плечо и Азара совсем тихо зашептала. – Все это не в нашей власти, два дня… три. И все… я подарки не возвращаю, и в будете страдать. Я не хочу, слышите? И что я буду делать с ним, – она отстранилась, силясь заглянуть в его лицо, а ладошка на груди сама собой сгребла в кулак влажную рубаху, - но без вас? Не говорите так, у нас нет на это времени… теперь. Пустите меня... - шепнула совсем тихо, а рука все так же продолжала сжимать мужское плечо. - Пустите...

Годами забиваемые в самые глубокие ямы своей души чувства, вдруг от добрых, сладко-страстных слов, которые всегда мечтала услышать, ударили в голову. И Азара задохнулась, не зная, прогнать ей лорда, или оставить рядом с собой навсегда, чтобы больше никогда не было в жизнь ее грубости и боли, страха, позора… Только чтобы он говорил, говорил, не останавливаясь. Она так и не решилась, в замешательстве скользнув ладонью по мужским плечам, когда он сам решил за обоих, прижав ведьму к себе так, что она на время дышать перестала. От восторга и чего-то еще, непонятного, дурманящего голову лучше любого вина.
Она уже готова была поверить ему, закрыв глаза, когда он будто плетью со свистом стеганул по душе обнаженной, длинным хвостом оставив окровавленный след на лице.
- Эрнст…
  Боги, какой Эрнст, о ком и о чем он вообще говорит? Кто такой Эрнст?
Но мужчина отстранил ведьму от себя, невольно разгоняя свой дурман, как будто напоминая, что он всегда стоит между ними. Теперь даже, с его губ сорвалось это имя, как пощечина ей неверной.  И она подняла на него совершенно измученные этим именем глаза. Ну зачем ты так… зачем ты… теперь… так?, чуть не плача от обиды, вздрагивали ресницы, а по плечам, что руки сдерживали, пробежала дрожь. Девушка вздохнула судорожно, чувствуя, как начинает дрожать всем телом от одного этого вопроса. Что он хочет знать? Что она хочет? О, жестокий мужчина, что она хочет после того, как он отстегал ее его именем по щекам…
  Перестав смотреть на него побитой собакой, Азара прикрыла на мгновение ресницы, вдруг осознав, что, может быть впервые за всю свою женскую жизнь, у нее спросили чего она хочет и, на вопрос она этот невольно отозвалась. Глаза колдовские стали томными, ресницы задрожали, взгляд рассеянно блуждал по лицу лорда, изучая каждую черту, прошелся по темным длинным волосам, изгибе брови на взлете и так отчаянно захотелось, может быть, впервые сделать то, что хочется самой, а не подчиняться чужим жестоким желаниям. Все горькие моменты жизни с ненавистным мужчиной, и его руки и сам он одной секундой проплыло перед глазами…Ведьма отрекаясь мотнула головой, разметав черные кудри по своим и его плечам. Она уже ничего не слышала, кроме своего дыхания в такт его сердца и, подавшись вперед, коснулась его губ своими, как будто отвечая на вопрос.
Кто такой Эрнст? Герой ночных девичьих кошмаров… Не было его с ней никогда, и не будет.
Чего она хочет? Чтобы Фелиас был. Живой, настоящий, не герой… не кошмаров.

Ладонями скользя по влажной сорочке на мужской груди, Азара отдавалась безумному водовороту, уже ни о чем не думая, желая только чувствовать и тонуть обязательно в желании и в любви. Она так соскучилась по нему, как же его долго не было в ее жизни, как же он долго не приходил. Где же ты был…
Она слишком долго ждала, чтобы теперь отпустить его просто так. Пусть раз, но она все равно украдет Фелиаса у всех них, украдет и никогда… Никогда, никогда не будет жалеть об этом, даже если умрет сейчас же. Он останется с ней в этом домике, даже когда домика уже не будет…
Моим будешь…
  Только одна эта мысль билась в растерзанным ворохом разноцветнх чувств сознании, почти болезненно поднимаясь к голове от самой груди, цепляясь красноватыми, страстными лентами, опутывая дурманом и дикой жаждой влюбленности. Почти нечеловеческой, почти звериной, заставляющей быть страстной и дерзкой. Как будто не своя, но она жадно ловила каждое прикосновение, каждое ощущение его и свое, жарко отвечая на мысли и движения. Но потом страсть как будто отступала на шаг, зверь переставал когтями душу разрывать и с осторожностью нежданного гостя нерастраченную годами чувственность и нежность, и любовь узкие ладошки пытались отдать лорду спешно, как будто боялись, что он откажется… Он не должен отказать, она знала, догадалась, блуждая пальцами по мужской шее и наслаждаясь своей, только своей кражей. Она никому никогда не скажет… Никому его не отдаст.

Отредактировано Азара (2012-05-01 10:16:23)

Каждый вздох, каждый взгляд, каждое движение, скользнувшая по девичьему плечу его прядь, шепот в ее кудри и его ресницы, все она старалась запомнить, старалась выпить терпкое, приправленное безумием колдовское, приворотное зелье. Чтобы всегда потом мучиться сладким похмельем его, чтобы голова кружилась, а пальцы бы всегда дрожали вот так на его груди.
  Необузданное, новое чувство желания и желанности, заставляло прижиматься к сильному мужчине еще ближе, чтобы внимать этому сладкому уроку, в котором он научил, рассказал, что любовь, это не грязный, выбитый силой долг, а это хорошо, это прекрасно и хотелось смеяться восторженно. Пусть кто-то думает, что он взял свое право первой ночи, перед лордом Азара, впервые отдавшись мужчине, была невинна, чиста как девочка. Он губами срывал с ее губ почти детский восторг, и она, благодаря, была страстной, ласковой, отдавая все, что было спрятано когда-то даже от нее самой. Холодная, строгая графиня, маленькая, до шума в голове влюбленная девчонка. Она его была, и больше никогда никому не хотела принадлежать, больше никогда не хотела отпускать его… если он исчезнет сейчас, это будет навсегда… Но она его не отпустит больше никогда.
Не веря, что можно быть такой счастливой, Азара прикрывала глаза, то и дело проваливаясь в сладкую пустоту, но ей не хотелось быть там долго. Одной. Когда вино было выпито, и хрупкое, удивленное любовью тело, им согрето, в колдовском полузабытье, пораженная, прикрывая одурманенные глаза, она ластилась к нему, как поглаженная ладонью кошка, и хрупкие кудряшки изломанными кольцами вились на его обнаженной груди и ее бедрах.
Люби! Люби!... отзывалось сознание, не умея теперь молчать и, сказав все, что было в силах, проваливалось в ту самую пустоту, только теперь она там была не одна.
  Как будто кто-то подхватил под спину, не дав упасть на грязные камни, сохранил, сберег и теперь она с ним должна быть, но… Причудливые голоса из чужого мира, но такие до боли знакомые лица, черты… взгляд.
Взгляд!
Азара дернулась на кровати в сторону, как будто от удара и негромко вскрикнула. Граф, полный лютой, уничтожающей ненависти, который уничтожал только взглядом. Сколько злобы, сколько ненависти было в знакомых серых глазах, как красивые руки больно сжимали.
Удар!
Азара громко вскрикнула, пораженная где-то там, но как не хотела, не могла проснуться. И снова взгляды, крики, ветер в волосах, знакомое мгновенное чувство полета и снова куда-то бежать, вперед, в пыль в грязь, в холод… Захотелось назад, в теплые и ласковые объятия, она даже подалась вперед, скользнув неосознанное ладонью по груди и тут же отдернула ее. Кудри вздрогнули, темные брови сошлись над переносицей, губки задрожали, и пальцы сами собой сжали нежную ткань покрывала в кулаки, а лбом уткнулась в его плечо.
Боль! И снова Боль! И снова… снова… снова… все завертелось в невероятном танце, грубые похотливые прикосновения отдавались в памяти нежными, ласковыми. Азара вздрагивала, не умея понять, что случилось, но боль ставила все на свои места, а тело не хотело после счастья снова подчиняться беде и горю, отчаянно сопротивлялось. Широкая испарина покрыла побледневший лоб и когда все где-то там, впереди и внизу окрасилось в хищно-лисе-рыжий, испуганная девушка, Азара вдруг громко и отчаянно закричала, не понимая, почему ведьма в объятиях пламени молчит?!
Жить!

Лес. Позднее утро.

Пинками разогнав горящий хворост, неизвестный рослый мужчина, поражая собравшихся зевак, практически взлетел на эшафот и показался самим воплощением темного бога в черном дыму и огне. Предупрежденные соглядатаи потихоньку оттесняли народ, тут же кто-то, приманенный звоном монет, одним замахом разрезал веревки, полоснув по столбу, и полубессознательная ведьма, ничего не видя и не соображая от страха, боли и дыма, рухнула прямо на руки мужчины. Он перехватил обнаженное, измазанное сажей, пахнущее соблазнительно дымом тело, и соскочил с помоста.
- Все равно со мной вернешься, - прошипел.
Она подняла воспаленные от ужаса глаза, и отчаянно забилась в его руках, хрипя, потому что на крик сил не осталось. А он усмехался, сжимая сильнее трепыхающуюся Азару, смотря на нее ледяными, цвета дыма глазами, всем сердцем ненавидяще. Казалось, еще движение, и он разорвет ее на куски, чтобы не дергалась, чтобы не было ее больше в его жизни никогда! – Со мной вернешься! – взревел, чувствуя жгучую кровь отвращения к ней в висках.
Отчаянно крикнула, но подавилась дымом в горле. И все потемнело.
Вернись ко мне...
Крикнула, на этот раз громко и отчаянно, с новой силой вцепившись в руки сжимающего ее мужчины. Она обычно никогда не сопротивлялась мужу, зная, что он все равно сильнее… Но теперь, когда серые глаза подернулись этой животной ненавистью, она не смогла подчиниться. Он никогда, никогда, никогда так не смотрел на нее! Даже если мучил.
- Не трогай меня! Отойди от меня сейчас же! – отчаянно кричала ведьма, стараясь вырваться из крепко сдерживающих рук. – Не трогайте меня, боже мой, я больше не хочу! – вскрикнула отчаянно графиня, все еще чувствуя сильные руки на плечах. Крепко зажмурившись, она дернулась в сторону, собранные в кулаки пальцы прошлись по мужской спине, ударами требуя свободы. Мотнув головой, разметав непослушные кудри, девушка, наконец, открыла резко глаза, и яркий солнечный свет больно пощечиной ударил, требуя придти в себя. Воспаленное сознание не сразу заменило черные клубы дыма, ужаса и боли, страха и отчаяния, на тишину, свет и заботу. Кулачки все так же безуспешно молили о пощаде, мутный от страха взгляд растерянно блуждал по светлой комнатке, по стоявшим, незажженным высоким свечам, светлые стены, яркий дневной луч слева, играющий на разметавшихся по плечам темных волосах. Темных?
Шумно и судорожно вздохнув, она вдруг замерла, кулаки не ударом опустились на спину, пахло не дымом костра, потом и кровью пыточных, а чуть-чуть дурманом, водой и не Эрнстом. До боли в груди переведя дыхание, она вдруг вспомнила, что Эрнста здесь не было и быть не могло, что вчера здесь был Фелиас, что держат ее не жестоко, впиваясь когтистыми пальцами в кожу, оставляя синяки, а ласково, как держал бы лорд…
О, Боги, не он! - шелковой лентой скользнула по изуродованному сознанию мысль, ладони сами собой разжались, скользнув вверх, чтобы вжаться в сильные, защищающие плечи.
- Этого не может быть… Как же это… Фелиас! Я не хочу туда! К нему! Не хочу! – узнав, наконец, Рэдфера, Азара ткнулась лбом в его шею, подавила отчаянный крик, неосознанно чуть прикусив мужское плечо. Перед глазами все еще мелькали жуткие картинки кошмара: эта тюрьма, эти тюремщики с этими жадными взглядами и руками, этот костер, Эрнст, перекошенный от злобы…
- Фелиас! – снова узнала она лорда, и сильнее вжалась в него, смотря в темную прядь его волос, до смерти боясь снова закрыть глаза и потерять его где-то за гранью. – Что же это… что я наделала там?!