У поместья Уиллманов. 8 вечера.
- А я думала, тебе нравятся мои подарки… - поджав губы, из-за плеча Рэдфера сказала Агнесса, внезапно появившись, как из воздуха.
Успокоив леди Уиллман, попрощавшись с ней и сказав, что она все уладит, женщина поспешила вслед за разгневанным графом, чувствуя, как от его гнева дрожат ресницы. Скрестив красивые ручки в замок, она появилась из-за спины зверя и тут же сделала шаг в сторону, слишком хорошо помня, что зверь этого не терпит. – Мне казалось, прошлым подарком и ты, и все твое семейство было довольно. Разве нет? – склонила она головку на бок, напоминая собой сейчас глупую салонную девицу, а никак ни черную, могущественную ведьму. Странная улыбочка не сходила с красивых губ, женщина теперь ближе и внимательнее без зазрения совести рассматривала старого знакомого. – Надо было тогда вернуть мне… подарок, и не переживал бы сейчас… Может, еще не поздно вернуть вещицу? Шучу! – вскинула ведьма руку ладошками вверх и рассмеялась, совсем как тогда, чуть запрокинув головку под тяжестью длинных волос. – Шучу, Рудольф. Ты стал слишком старым и нервным, чтобы воспринимать меня, тебе нужно больше гулять пешочком… Пойдем, пройдемся, заодно поговорим… - змеино заулыбалась ведьма, только клыков длинных, сочащихся ядом, не хватало. Оглядев фигуру графа с ног до головы, она красноречиво вздернула брови в сторону выхода и, развернувшись, пошла к двери через холл. Оба понимали, что говорить здесь – верх безрассудства, не столько для ведьмы, сколько для оборотня.
А за дверью все так же шел дождь. Только теперь он уже не громыхал неистово, барабаня по крышам, как будто стремясь пробить их, а шел тихо, успокаивая и умывая землю. Ведьма, выйдя на крыльцо, подняла голову к небу, как будто хотела пересчитать капли. Струйки стекали по темным волосам, по лицу, по губам, она закрыла глаза, прислушиваясь… Если раньше каждая капелька дождя буквально звенела от переполняющей ее магической силы, то теперь она тихо шипела, как то положено природой. Как будто сила уменьшилась, или вовсе исчезла.
- Что за мрак… - хмуро саму себя спросила ведьма, поймав несколько капелек на ладонь. Ведьма всматривалась в небесную воду, пока та не растаяла на коже, а потом сосредоточенно, перестав улыбаться, темно и страшно зыркнула на Рудольфа. – Замок и ключик повстречались, да? Я знала, что ты тут будешь. Прежде всего, не смотри так на меня… он жив. Ты же должен это чувствовать, или совсем нюх потерял? – идя по подъездной дорожке через дождь проговорила Агнесса, взглянув на мужчину. Дождь стекал по волосам, почти ничем ведьму, кроме воды не награждая. Третья не сразу могла понять, что произошло, но то, что силы стало меньше – почувствовала сразу же. Какого мрака происходит? Не могла же эта неопытная Четвертая настолько подавить в себе силу? Или устроить такое огромное колдовство, на которое столько ушло дара. Что-то подсказывало ведьме, что это невозможно и извивающийся червяк беспокойства заполз в душу. Агнесса вдруг почувствовала, что ее хотят обмануть, а обманов она не могла потерпеть ни в каком виде. - Ох, что-то будет... - темно протянула женщина, а потом хищно взглянула на старого друга, снова улыбаясь. - Жив... если Четвертая его не покусала... в приступе стррасти.
Заполночь, трактир "Старый клен"
А сила превращалась в воду и уходила. А слезы в силу и душили, кольцом сжимаясь на истерзанном горле, почти не позволяя остаться где-то тут, рядышком.
Никаких видений, никаких снов, ни страха, ни боли, ни желаний, ни сожалений. Ни тепла, ни ласки, ни доброты. Все смешалось в диком буйстве, и боль и нежность, и превратилось в прах. И прах серостью просыпался на разметавшиеся в горе по полу волосы девушки, лунные дорожки серебром протоптал в черных кудрях ведьмы.
Осталось только тело. Душу вечную оказалось убить куда проще, чем хрупкое на вид тело. Оно было невесомым, легким, как воздух, спокойным, и руки не дрожали, и хотелось тут остаться, но кто же позволит? С каждым мгновением руки и ноги тяжелели, придавливая тело к полу, голова стала свинцовой, как будто в кудри налили масла, и вот именно это чувство прибитых гвоздями к полу кудрей, пришло первым. Боль кругами поднималась от истерзанных до синяков рук до синего в пальцах горла, ведьма хрипло и тихо закашлялась, содрогаясь всем телом и от этого было еще больнее. Освобожденное от лишней силы сознание вдруг прояснилось, избавилось от дурмана, мысли стали легче, сознание, тихо ступая, возвращалось, и вернулся голос.
Азара… Азара… - услышала она, и ресницы дрогнули, прогоняя последние слезы, отдавая силу всем, кто ее так желал. Ничего не помню… - отозвалось где-то внутри, Азара с усилием повернула головку вбок, оторвав кудри от пола и сглотнув, медленно открыла глаза. Впереди, в темноте белел дверной косяк, и сама дверь. Едва ли осмысленный взгляд уперся в светлое полотно, и тяжелым движением девушка попыталась повернуться на бок, но не получилось. Слева за плечо держали, Азара снова легла на спину и, прикрыв глаза, повела головой в сторону, проведя еще влажной щекой по грубым, загнутым звериным когтям. Отдохнув, вдохнув-выдохнув, ведьма снова открыла глаза и коснулась ладошкой, скользнув вверх по гладкой шерсти, сразу не поняв, что это такое. Ощущения возвращались, все тело налилось тяжестью, ладонь чуть было не соскользнула, если б не успела кулаком вцепиться в материю растерзанной мужской рубашки. Скользнув взглядом вверх сквозь полуприкрытые веки, она взглянула на тень, что нависла над ней. Черт в темноте было не разобрать, но она и так знала, кто здесь может быть.
Память вернулась слишком быстро, чтобы подготовиться к этому. Резкие картинки, как удары били по душе, прикосновения рук, губ, слова, взгляды, ощущения, заставляющий дрожать ресницы и пальцы восторг и страх, убивающий, распластывающий, пригибающий к полу страх… и последнее, что помнила Азара, были обезумевшие от такого же страха, подернутые ненастоящей ненавистью глаза.
Этих глаз больше боли и пальцев на собственном горле она боялась. Этих глаз, которые, казалось, никогда больше не смогут стать ласковыми, и любящими. Как будто им понравилось убивать… Но она так не хотела делать из него убийцу!
Больно вздрогнув, она резко села, другой рукой крепко обняв тень за шею, словно отдавала разрешение на себя, свою жизнь, свою шею руки, бедра, лицо, глаза, на все. На жизнь и смерть право ему отдавала, чтобы только не стал он убийцей, ломая ее сопротивление.
- Фелиас... – сорванное мужскими руками горло только прохрипело непонятное, девушка закашлялась больно, хрипло и снова упала спиной на пол, но его не отпустила, потянув за собой вниз. Закрывая глаза, чтобы не увидеть снова страшное, Азара почти неосознанно, только потому, что так хотелось, вцеплялась в его плечи, прижимая к себе, а губы, посиневшие, шевелились, но девушка молчала. С собственного молчаливого согласия позволяла ему делать все, что он хочет, не различая теперь их. Не хотелось шевелиться, думать и дышать. Она столько всего хотела сказать ему до того, что теперь все слова куда-то пропали; только ощущение распластавшегося на плечах горя, да ватно тяжелые плечи мужские, что обнимала, сама то плохо понимая.
Где-то в пути.
А где-то ночью, звонко чавкая копытами уставших лошадей по грязи, под дождем тащились вымокшие, не менее уставшие путники. Голова тяжелая от воды, голода, подавляемой ярости и невыразимой усталости постоянно клонилась к груди, но мужчина усилием воли заставлял себя вскидываться, делая вид, что он бодр. Только вот перед кем делать вид-то? Перед столь же уставшим своим попутчиком? Шеи и спину ломило, плечи разламывало и все существо думать могло уже только об отдыхе, о сне и еде, желательно горячей. А, еще было бы неплохо просушить одежду, но это было не так важно.
Вот уже почти половину суток мужчины рыщут в окрестностях Сакса в поисках ведьмы и ее сопровождающего (Эрнст все еще не мог в мыслях назвать его ее любовником, как будто охраняя собственные, тонкие струны в душе). Но ничего и никого мужчины найти не могли, только глухое раздражение, ибо даже на ярость сил уже не осталось.
- Элиот, я думаю, нам надо остановиться где-нибудь и отдохнуть. И нам и лошадям. Боги знают, сколько еще мы будем в дороге… - перекрикивая шум дождя обратился к соратнику граф Сассекский, взглянув на него из под капюшона, глубоко надвинутого на глаза. – Нам нужно хотя бы три часа, иначе к утру мы упадем, - наставительно проговорил Эрнст и огляделся. Широкая в этом месте дорога через несколько километров поворачивала на юг к Саксу и у этого поворота, помнится, стояла недорогая таверна. Там можно было бы обсохнуть и закинуть в себя что-нибудь съестное.
Отредактировано Азара (2012-05-28 16:42:47)
